Эдуард Юрченко
Национальный транспортный университет
1) Неотъемлемой частью индоевропейской традиции является идея священного монарха. Возможно, данный элемент присущ примордиальной традиции в целом. Данное утверждение неоднократно пытались оспорить и даже выдвинуть идею о том, что индоевропейцам присущ некий «республиканизм». Однако, данное утверждение не соответствует ни данным академической науки, ни — традиционным данным, полученным из таких источников как мифология.
2) Современной науке достаточно мало известно о социальном устройстве первобытных европеоидов. Однако, подробно описаны племена гуанчей, проживавшие на Канарских островах. Гуанчи представляли собой реликт кроманьонского расового типа, т.е. первоначальных первобытных европеоидов. У гуанчей существовало достаточно разветвленная система сословной иерархии и, что особенно любопытно, у них существовала монархия. Это была монархия так называемого родового типа с лествичной системой наследования. То есть, основное внимание акцентировалось не на личности монарха, а на его родовой принадлежности. При этом, власть, как правило, передавалась не от отца к сыну, а от старшего брата — к младшему. Таким образом, верховенство в роду принадлежало биологически старшему мужчине. Роды вождей-монархов почитались у гуанчей священными и осуществляли над племенами коллективный сюзеренитет, подобный тому, который в Киевской Руси осуществлял род Рюриковичей. Несмотря на относительно слабое имущественное расслоение в среде гуанчей персона короля была окружена культом, который свидетельствует о ее сакрализации. Общение короля с подданными включало в себя ритуалы преклонения, такие как, например, целование его ноги. Похороны короля сопровождались человеческими жертвоприношениями. Любопытно, что существовал культ останков основателя священного королевского рода, весьма напоминающий христианский культ мощей святых. Таким образом, единственные из описанных в историческое время праевропеоидов, не только имели монархическую форму правления, но и предавали ей ярко выраженный сакральный характер.
3) В эпоху античности идея сакральности монарших родов получила свое логическое продолжение. Практически во всех древнегреческих полисах, имевших монархическую форму правления, монархи считались родственниками богов, не в символическом, а в прямом понимании этого слова. Необходимо отметить, что божественное происхождение представителей монарших родов не подвергалось сомнению даже в полисах, жители которых предпочитали демократическую форму правления. В Древнем Риме, даже в его республиканскую эпоху, некоторые аристократические роды возводили свою родословную к богам. Любопытно, что Юлий Цезарь гордился тем, что «его род по отцу восходит к царям, а по матери к богам» это обстоятельство позволяет предположить, что цезарианская революция уничтожившая республику и основавшая империю, носила несколько более сложный, в метафизическом измерении, характер, нежели простая замена демократии на диктатуру.
4) В дохристианской Европе так же существовал культ священных монарших родов. Монархи древних германцев возводили свой род к богам, в первую очередь к Одину. Гипотеза о «республиканизме» древних германцев, выдвинутый в 19 веке, не выдерживает никакой критики. Она была блистательно опровергнута М. Блоком в его фундаментальной работе «Короли-чудотворцы». Цитату из которой, посвященную данной проблеме, стоит привести полностью: «Быть может, меня упрекнут в том, что на этих страницах я не сказал ни слова о некогда знаменитой теории, согласно которой германцы искони были республиканцами. В самом деле, всем известно, что целая историческая школа, преимущественно немецкая, считала германскую королевскую власть установлением поздним, появившимся, во всяком случае у западных германцев, лишь после такого великого потрясения, как эпоха завоеваний. Рискуя быть обвиненным в пренебрежительном отношении к предшественникам, скажу, однако же, следующее: теория эта, в сущности, даже не заслуживает подробного опровержения. В тех случаях, когда ее сторонники пытаются опираться на тексты, а не просто пленяются соблазнительными миражами Просвещения или романтизма, они становятся жертвами двойного недоразумения, которым все и объясняется. Во-первых, эти защитники ретроспективного республиканизма некритически используют терминологию латинских авторов; когда те описывали германское общество, они использовали наименование тех, говоря о вождях крупных племен; предводителей же племенных объединений меньшего масштаба именовали principes; если мы будем переводить эти термины на французский или немецкий язык без предварительных пояснений, получится просто-напросто бессмыслица: в терминах нынешней социологии и principes, и теges – не кто иные, как короли, иными словами, монархи, получающие власть по наследству. Я намеренно веду речь о наследственной власти, ибо именно с нею связано второе из упомянутых мною недоразумений. Из того бесспорного факта, что в провозглашении principes и даже reges играли большую роль выборы, эти авторы делают вывод, что и те и другие, но прежде всего principes, являлись чисто выборными магистратами и, если можно так сказать, президентами республики в миниатюре. Однако говорить так – значит забывать о том, что наряду с личной легитимностью существовала и легитимность родовая; если народ выбирает себе вождей исключительно из числа членов одного-единственного рода, которые передают свою мощь из поколения в поколение вместе с кровью, мы можем и должны говорить о наследственной власти; меж тем, на мой взгляд, обычное положение дел у древних германцев было именно таково». (4) (с. 656-657)
Любопытно, что древние германцы нередко выбирали вождей, которые не имели монаршего статуса и выдвигались благодаря личным качествам. Однако, это не в коей мере не отменяло преклонение перед божественными королями, которые имели сакральный статус в силу происхождения. Соотношение функции монархов и вождей анализирует Юлиус Эвола в своей работе «Фашизм: критика справа»: «С точки зрения чистой доктрины нельзя сказать, что диархия обязательно носит смешанный характер как результат некого недостойного компромисса. Она также может иметь традиционное узаконение, типичным примером чего служит древнеримская диктатура. Однако, следует ясно сознавать, что древние римляне понимали диктатуру не как «революционный» институт, но как институт, предусмотренный системой действующего законодательства в качестве временной меры, действующей до истечения чрезвычайной ситуации или решения сложных задач, требующих привлечения всех сил нации. Традиционные (не только европейские) режимы также знали системы двоевластия типа rex и dux, rex и heretigo или imperator (прежде всего, в военном значении последнего слова). Первый воплощал собой чистый сакральный и незыблемый принцип верховной власти и авторитета; второй получал чрезвычайные полномочия в неспокойные времена или для решения особых задач и дел, не подобающих rex по самому характеру его высшей функции. В отличие от монарха, который черпал свой авторитет из чисто символической функции недеяния, имеющей так сказать «олимпийский» характер, dux должен был выделяться особыми личными качествами». (7) (c. 300-301)
5) Не были чужды идеи сакрализации монарших родов и древним славянам, например династия Рюриковичей считалась происходящей от Дажьбога. Широко распространенной является версия, согласно которой все славяне являются «внуками Дажьбожими», однако, вероятность того, что она соответствует истине — крайне низка. Подавляющее большинство ученых, изучавших данную проблему, считают, что понятие «Дажьбожий внук» распространялось исключительно на Рюрика и его потомков. Хотя вопрос, до сих пор, вызывает споры в научной среде. «Первым, пустил в оборот метафору "Даждьбожьи внуки"- неизвестный автор "Слова о Полку Игореве", в отношении русичей для выделения их родственной общности и необходимости прекратить распри и сплотиться перед угрозой внешних врагов: "Тогда при Олзе Гориславличи сеяшется и растяшеть усобицами, погибашеть жизнь Даждьбожа внука, в княжих крамолах веци человекомь скратишась". "Въстала обида в силах Даждьбожа внука, вступила девою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крылы на синем море у Дону: плещучи, упуди жирня времена". Многие исследователи рассматривают два отрывка о Даждьбоге, из "Слова" и летописи, как части одного славянского мифа о происхождении княжеской власти.
Согласно этой теории Даждьбог был первым царем славян, а князья, в том числе и нынешние этнические русские, - это потомки ("внуки") Даждьбога.
Эта теория выводится их трудов Географа Баварского (IX век). Но, по поводу того, кто назван в С. "Дажьбожьим внуком", и до ныне ведется научные споры и существует несколько точек зрения. В систематизированном виде они сводятся к следующим положениям.
Ряд исследователей понимает под внуком Д. не весь рус. народ, а определенный социальный слой: одни – ратаев, смердов (А.А. Потебня), землепашцев (А.К. Югов, имея в виду первый фрагмент с Д.); другие – русских ратников (Буслаев, Фаминцын); третьи – рус. князей, княж. род (Н.Г. Головин, С.А. Гедеонов, Вс. Ф. Миллер, Барсов, Барсов, М.Н. Тихомиров и др.).
Миллер, поддержавший эту точку зрения, выражение "Дажь божий внук" считал не отражением мифич. генеалогии князей, а всего лишь украшающим эпитетом ("солнцеродный").
Некоторые комментаторы и переводчики "Слова". понимали под Даждьбожьим внуком определенную ист. личность: А.С. Шишков – князя киевского; Рыбаков – "русского князя из Приднепровья"; Срезневский и А.В. Лонгинов – Владимира "Красное солнышко", связывая его с солнечным Даждьбогом, а Н.С. Тихонравов – Олега Святославича. А по мнению Е.В. Аничкова, в одном случае под Даждьбогом следует понимать князя Игоря Святославича ("въ силахъ Дажь-Божа внука"), а в другом – Чернигов или Черниговскую Русь.
Робинсон считает, что в первом случае внуком Даждьбога назван Олег Святославич, а во втором – Игорь Святославич.
При этом Робинсон исходит из своей гипотезы о связи солнечного Даждьбога и всей солнечной темы С. с родом Ольговичей.
Совершенно новую точку зрения по поводу выражения "Дажьбожа внука" высказала В.Л. Виноградова. По ее мнению, в "Слове" под Даждьбогом имеется в виду не бог, а человек с именем Даждьбог. Как видим, сколько ученных столько и теорий, а согласия нет.
Наиболее удачной гипотезой по мнению автора является, вероятно, та, согласно которой "Дажьбожьим внуком", т.е. потомком солнечного бога, назван в "Слове" княж. род Рюриковичей, русских князей.
Эта гипотеза соответствует представлениям древних славян о своей государственной власти. Как указывал еще российский историк Миллер, происхождение от божества всегда и всюду было привилегией царей, князей, аристократии, но отнюдь не всей нации.
Наименование в "Слове" потомком солнечного Даждьбога именно княж. рода, князей находит подтверждение и в самом "Слове" в метафоре "князь-солнце"; А вот солнечное затмение предвещает плен Игоря и др. князей, возвращение Игоря из плена сопоставляется с сиянием солнца на небе.
О связи с солнцем именно князей говорит и использование в "Слове" эпитета "золотой", который всегда характеризует здесь принадлежность к княж. быту. Золото же символизирует в мировой мифологии свет солнца, является абсолютной метафорой света солнца».
6) После принятия христианства сакрализация монарших родов приняла иной характер. Особый упор начал делаться не столько на происхождение, сколько на церемонию помазания, таким образом, церковь пыталась поставить монаршие роды под контроль. Однако, в конечном итоге, возобладала традиционная линия сакрализации происхождения как такового. Она была переосмыслена в христианском духе, однако сущность ее осталась прежней. Описание средневековой культуры изобилует фактами подтверждающими это. Своеобразным резюме христианской сакрализации монаршей крови может являться цитата Жозефа де Местра о том, что «Бог делает царей в буквальном смысле. Он подготавливает царские роды, следит за их созреванием среди облака, скрывающего их происхождение. Затем они прорастают, увенчанные славой и честью; они покоряют - и это великое знамение их законности. Они возвышаются как бы сами собой, без насилия, с одной стороны, без четкого намерения, с другой. Это своего рода чудесное спокойствие, которое сложно выразить словами. Законная узурпация представляется мне наиболее уместным (хотя и несколько дерзким) выражением для определения подобного рода происхождения, которое время торопится освятить". Соотношение же значения помазания и происхождения великолепно иллюстрирует утверждение Людовика XIV употребленное им в его «Мемуарах»: «помазание делает особу короля более священной, более августейшей...», однако преимуществом обладает кровь».
7) В эпоху Модерна монархические роды оказались в крайне двусмысленном положении. Даже в тех странах, где монархия сохранилась, она была фактически превращена в механизм, это навлекло на династическую монархию шквал критики не только со стороны левых, но и справа, с традиционалистских позиций. «Время королей прошло. То, что теперь называется народом — недостойно иметь короля» - с горечью констатировал Ф. Ницше. Идею о том, что монарх милостью божьей более не возможен, поскольку, его просто не будут считать таковым, выдвинул Доносо Кортес. В связи с этим, его симпатии обратились к диктатуре. Весьма критично в адрес современных ему монархий высказывался так же Юлиус Эвола, что, однако, не помешало ему остаться убежденным сторонником династической монархии. Весьма критично к монархии относился также Эрнст Юнгер, чье отношение к ней колебалось от откровенно негативного (в 1920-х) до нейтрально-скептического (в работе «Ривароль»). Тем не менее, у современных представителей августейших родов нельзя отнять главного: их происхождения, их крови. Современный представитель монаршего рода может даже отрицать свой сакральный статус, однако, он не может перестать быть тем, кем он является. Еще меньшее значение имеет то, что о нем думают другие люди. В любом случае, представители августейших родов остаются особыми существами в жилах которых течет кровь дохристианских богов и христианских святых. В этом контексте любопытно то, что представители всех монарших фамилий Европы имеют свои родословные, по крайней мере, несколько общепризнанных на востоке и западе христианских святых. Обратившись к ведической традиции, можно подвернуть критике современные августейшие рода опираясь на утверждение о том, что: «непосвященный брахман ничем не лучше шудры». Однако, при этом мы не должны забывать, что шудра останется шудрой в любом случае. А непосвященный брахман потенциально может пройти процедуру второго рождения и обрести свой метафизический статус во всей полноте.
8) Необходимо более подробно остановится на оценке династической монархии в классической философии интегрального традиционализма. Особую роль безусловно играют работы Юлиуса Эволы. Как упоминалось выше Юлиус Эвола резко критиковал практическую реализацию монархического принципа в форме конституционных монархий эпохи модерна. Однако сам монархический принцип имел для него фундаментальное значение далеко выходящее за пределы профанной политики. Для иллюстрации необходимо привести достаточно обширную цитату мыслителя: «Любая традиционная форма общества отличается наличием существ, которые ввиду своего врожденного или приобретенного превосходства по отношению к обычному человеческому состоянию, воплощают живое и действенное присутствие высшей силы в самом сердце преходящего порядка. Согласно внутреннему смыслу своей этимологии и изначальному значению своей функции именно таков понтифик, "строитель мостов" или "дорог" - pons в древности означал также дорогу - между естественным и сверхъестественным. Кроме того понтифик традиционно отождествлялся с царем. "По обычаям наших предков царь одновременно был понтификом и жрецом" сообщает Сервий, а в нордической традиции говорилось: "Пусть вождь станет мостом для нас". Таким образом, истинные властители неизменно олицетворяли ту жизнь, которая находится "по ту сторону жизни". Благодаря самому своему присутствию или благодаря их "мостопролагающему" посредничеству, благодаря силе обрядов, которые обретали действенность за счет их силы и их установлений, центром каковых они являлись, духовное влияние пронизывало своим светом весь мир людей, укореняясь в их мыслях, намерениях, действиях: создавая заслон темным силам низшей природы; упорядочивая все многообразие жизни таким образом, чтобы она могла послужить виртуальной основой для реализации света; обеспечивая общие условия благосостояния, "здоровья" и "счастья".
Первичной основой власти и права царей и вождей, то есть тем, что заставляло других подчиняться им, благоговеть перед ними и почитать их, в мире Традиции служило именно их трансцендентное сверхчеловеческое качество, которое было не просто пустой фигурой речи, но могущественной и вызывающий священный трепет реальностью. Чем большим признавался онтологический ранг того, что предшествует и превосходит зримое и временное, тем в большей степени за подобными существами признавалось высшее, естественное и абсолютное право. Чисто политическая концепция верховной власти, возникшая в более поздние времена упадка, и утверждающая, что в основании власти лежат грубая сила и принуждение или такие натуралистические и преходящие качества, как ум, мудрость, ловкость, физическая храбрость, тщательная забота о коллективном благосостоянии, абсолютна чужда традиционным обществам. Напротив, эта основа всегда имела метафизический характер. То есть для мира Традиции совершенно неприемлема идея, состоящая в том, что власть дается властителю теми, кем он управляет, а его авторитет является выражением общества и подчинена его санкции. Сам Зевс дал царям божественного происхождения qemisteV, где qemis (фемис - прим. перев.), как закон, данный свыше, полностью отличается от того, что потом назовут nomoV (номос - прим. перев.), политический закон общества. Таким образом, любая мирская власть зиждилась на духовном владычестве "божественной природы, скрытой под человеческой внешностью". К примеру, согласно индоарийской традиции верховный правитель это не "простой смертный", но "великое божество в человеческом облике". Египтяне видели в своем фараоне воплощение Ра или Гора. Цари Альбы и Рима олицетворяли Януса; ассирийские - Ваала; иранские - Бога света; точно также Тиу (он же Тюр - прим. перев.), Один и Асы были северогерманскими правителями; греческих царей дорическо-ахейского цикла называли diotrefeeV или diogeneeV, что указывало на их божественное происхождение. За многообразием мифических и сакральных образов неизменным принципом оставалось понимание царственности как "имманентной трансцендентности", то есть присутствующей и действующей в мире. Царь - нечеловеческое, сакральное существо - уже самим своим "бытием", своим присутствием являлся центром, вершиной. Одновременно в нем заключалась сила, придающая эффективность совершаемым им обрядовым действиям, в которых видели неотъемлемую часть истинного "царствования" и сверхъестественные опоры общей жизни в рамках Традиции. Поэтому царский сан признавался естественным образом. Он практически не нуждалась в материальной силе. Он утверждал себя, прежде всего, через дух. "Блистателен сан бога на земле - говорится в индоарийском тексте - но опаляет он слабых своим сиянием. Достоин стать царем лишь тот, у кого хватит духа на это". Властелин предстает "последователем учения тех, кто являются богами среди людей". (11) В практических вопросах актуальной политики Эвола также подчеркивал фундаментальную роль монархического принципа: «Почти во всех традиционных государствах основой для воплощения высшего и неизменного принципа чистого политического авторитета служила Корона. Поэтому можно с уверенностью утверждать, что без монархической идеи истинное правое движение лишается своего естественного центра гравитации и кристаллизации. Это легко доказать на исторических примерах, что однако выходит за рамки нашего сюжета. Наиболее показательна в этом отношении ближайшая нам эпоха, когда даже режимы, отчасти сохранившие нормативный традиционный характер, утратили монархическое устройство. В царившей тогда атмосфере даже некогда существовавшие аристократические и олигархические республики незамедлительно оказались бы извращёнными. Причины подобной ситуации коренятся в ещё более далёком прошлом». (7) (c. 299)
9) В эпоху постмодерна весь мир представляет по сути иллюзию. Ясность и четкость полностью отсутствуют. Под вопросом находится лишь легитимность традиционных институтов. Все чаще и чаще возникают сомнения в реальности трансмиссии традиционных влияний, на место которых приходят силы, за которыми стоит контринициация. Особую тревогу вызывает то, что в этой атмосфере зло (разумеется в метафизическом, а не моральном понимании этого слова), может принять личину добра. Именно о таком варианте развития событий предупреждает концепция антихриста известная в христианской традиции. В эту эпоху идея легитимизма обретает особое значение, поскольку происхождение и кровь остаются факторами, которые практически невозможно симулировать. Адепты «великой пародии» могут одевать на себя личины святых, героев и даже борцов за традиционные ценности, однако они не могут изменить свое происхождение. Это позволяет надеяться, что представители священных родов, пребывающие в нашем мире, могут сыграть важную, возможно решающую роль в противостоянии силам зла. Ведь самим фактом своего существования они свидетельствуют о живом, реальном присутствии сверхъестественного элемента в мире современного человечества.
Литература:
1. Блок Марк. Короли-чудотворцы: Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии / Пер. с фр. В.А. Мильчиной. Предисл. Ж. Ле Гоффа. Науч. ред. и послесл. А.Я. Гуревича. – М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. – 712 с.
2. Генон Рене. Кризис современного мира / Рене Генон. – М.: Эксмо, 2008. – 784 с.
3. Генон Рене. Символика креста. М.: Прогресс-Традиция, 2004. – 704 с.
4. Грейвс Р. Мифы Древней Греции. Пер. с англ. Под ред. и с послесл. А.А. Тахо-Годи. – М., Прогресс, 1992. – 624 с.
5. Донцов Д. Де шукати наших історичних традицій; Дух нашої давнини. – К.: МАУП, 2005. – 568 с.
6. Дугин А.Г. Философия политики. – М., Арктогея, 2004 – 616 с.
7. Эвола Ю. Люди и руины. Критика фашизма: взгляд справа / Юлиус Эвола; пер. с исп. В.В. Ванюшкиной. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ, 2007. – 445 с.
8. Эвола Ю. Лук и булава. Пер. с исп. В.В. Ванюшкиной. – Санкт-Петербург: «Владимир Даль». 2009. – 382 с.
9. Эвола Ю. Метафизика войны / Пер. с англ. – Тамбов, 2008. – 168 с.
10. Эвола Ю. Мистерия Грааля (электронный ресурс). Пер. с итал. А. Дугина. Режим доступа: http://www.arctogaia.com/public/evol-graal.htm.
11. Эвола Ю. Восстание против современного мира (электронный ресурс). Пер. В.В. Ванюшкиной. Режим доступа: http://nationalism.org/vvv/evola-rivolta.htm.
12. Юнгер Э. Ривароль. (электронный ресурс). Режим доступа: http://www.juenger.ru/text/490204b389958.
13. Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х томах / Гл. ред. С.А. Токарев. – М.: Сов. энциклопедия, 1992. – Т. 2. К-Я. – 719 с.
14. Фігурний Ю.С. Історичні витоки українського лицарства: Нариси про зародження і розвиток козацької традиційної культури та національне військове мистецтво в українському вимірі. – К.: Видавничий дім «Стилос», 2004. – 308 с.
15. Однороженко О. Українська (руська) еліта доби Середньовіччя і раннього Модерну: структура та влада. – К.: Темпора, 2011. – 422 с.; іл.
16. Большаков А.А. За столпами Геракла. Канарские острова. – М.: Гл. ред. вост. лит. изд. «Наука», 1988.
17. Птифис, Жан-К. Людовик XIV. Слава и испытания / Жан-Кристиан Птифис; пер. с фр. И.А. Эгипти. – СПб.: Евразия, 2008. – 382 с.
18. Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати Цезарей. – М.: Наука. 1964. – 375 с.
19. Священное тело короля: ритуалы и мифология власти / (отв. ред. Н.А. Хачатурян); Ин-т всеобщ. истории РАН; МГУ им. М.В. Ломоносова. – М.: Наука, 2006. – 484 с.
20. Эвола Ю. Языческий империализм. (Электронный ресурс). Перевод А. Дугина. Режим доступа: http://www.arctogaia.com/public/evola/evola.htm.
Публикация:
Юрченко Э. Миссия монархического легитимизма в эпоху Постмодерна / Эдуард Юрченко // Традиция. Материалы Международной конференции по традиционализму «Against Post-Modern World». — 2012. — Вып. 4. — С. 155—167.
© 2012
Додати коментар
Увійти через профіль