Сергей Бойчук
Луганский государственный университет внутренних дел им. Э. Дидоренко
Мало кто из философов может похвастаться таким благоволением судьбы, как Платон: в отличие от большинства коллег по цеху, речи и мысли которых никогда не были услышаны в должной мере, великому греку верили безоговорочно, на слово; причем не просто ученики или последователи, а многие, в том числе и люди весьма далекие от созерцания идей и поисков истинного бытия. Неведомой силой он очаровывал, убеждал и, прежде всего, соблазнял души легендами, мифами и «призраками», то есть тем, за что, по его собственному убеждению, следовало изгонять плохих поэтов из идеального государства. Среди этого восхитительного пира идей, навсегда подчинивших умы, – кто не знает истории об андрогине, двух Афродитах, Атлантиде – необъяснимо пропущен и не услышан рассказ о подлинных философах Лакадемона.
Содержание последнего сводится к следующему: основой могущества и процветания Спарты является не дисциплина и отвага воинов, а скрытая от глаз посторонних мудрость-софия всех свободных граждан, слабым отблеском и подтверждением высокой философской культуры общины равных выступают известные всей Элладе краткие и точные изречения подобные гномам семи мудрецов. Первое прочтение данного отрывка заставляет воображение рисовать образ сурового воина, знающего цену словам, ведь окрик командира и отданный вовремя приказ стоит нескольких жизней стоящих плечом к плечу в фаланге. В шумной толпе крикливых торгашей афинян его выделяет риторическая сдержанность философа-гоплита, говорящего с точностью и грациозностью удара копьем. Попытка дальнейшего углубления по проселочной дороге интерпретаций открывает созвучия обретающему себя в качестве противоположности многознанию и помпезной пустоте речей профессиональных софистов добродетельному невежеству вопрошающего Сократа, или даже аскетическому молчанию даосского отказа от искусственности и механистической условности цивилизации ради возвращения в природную гармонию естественного порядка жизни, смыслов, слов. Однако сам Платон прерывает столь дерзкий полет ассоциаций и призывает понимать его буквально: спартанцы действительно «отлично воспитаны в философии», они укрепляют свой разум еще более настойчиво, чем тело, и потому ежедневная сиссития есть не что иное, как настоящий симпозиум, необремененный веселием наполненных вином киликов и заглушающей речи музыкой флейт, но именно поэтому с особой ясностью раскрывающий глубину собеседников.
Упоминание между строк диалога «Протагор» лакедемонских мудрецов, проводящих время в философских спорах о гармонии и музыке сфер, оказывается не простой критикой проекта греческого просвещения или составляющей хвалебного спартанского мифа. Оно ставит вопрос о философской речи и интеллектуальной культуре как духовном упражнении в контексте экзистенциальных структур традиционного общества. Построенная на универсальной пайдеи Ликурга, спартанская школа духовной муштры и усилий по познанию мира совершенных форм ни в коем случае не является оксюмороном – умной глупостью, возникшей на разломе значения слов, или contradictio in adjecto. Несмотря на все, что мы слышали о полицейской казарменной Спарте, любовь к мудрости – логически необходимый элемент всей архитектонике жизни государственного организма, существующего благодаря напряжению воль своих граждан. Мудрость в данных социальных и политических обстоятельствах оказывается залогом и гарантией бытия по причине того, что это не немецкое наукоучение, написанное на птичьем языке, а искусство добродетельной жизни и благородной смерти. Как первое, так и второе в обществе модерна и накопительной горячке одномерных атомов теряет универсальное спасительное значение и отдается на откуп несчастному сознанию, забывшему об участии в проекте глобального и индивидуального становления.
Парадокс необходимости спартанской философии заключается в невозможности традиционного общества вне «лаконского немногословия» и умозрения, свободного от эмпирической, чувственной, эгоистической точки видения и предполагающего универсальный контекст мироздания, форм и сущностей онтологической «подкладки» политической, общественной и индивидуальной реальности. Объясняется это тем, что императив переживания человеческого Я в перспективе множественности космоса и восприятие всех вещей как проявлений всеобщности, подчиняющие себе символическое пространство традиции, опираются на философское делание, философию как образ жизни. Последняя утверждается не только текстами, но и актами стояния в истине пережитого знания, вершиной философской системы которой выступает Фермопильское ущелье.
Апробация:
Тезисы доклада на круглом столе «Традиція і традиціоналізм», Донецкий национальный технический университет, 11 ноября 2011 г.
Публикация:
Бойчук С. Мудрость Спарты или знание и мужество традиционного общества / Сергей Бойчук // Традиция и традиционализм: Материалы Круглого стола. Донецк, 11 ноября 2011 года. Посвящается 125-летию со дня рождения Рене Генона. — Донецк: ІПШІ «Наука і освіта», 2011. — С. 51—53.
© 2011
Додати коментар
Увійти через профіль